ПОСЛЕДНИЙ ВЗДОХ ДО СЕНТЯБРЯ

Гляжу я на горы, и горы глядят на меня,

А вечность струится от края небес и до края,

Так долго сидим мы, как будто бы время дразня,

И смотрим, друг другу не надоедая.

Ли Бо

в переводе Ирины Сухолет

ПОСЛЕДНИЙ ВЗДОХ ДО СЕНТЯБРЯ

Последний вздох до сентября,

Прощальный день шального лета,

Цветёт холодная заря

Бесстрастно-бронзового цвета.

Прогорклый, загустевший дым

Заполнил улицы и скверы,

И город кажется седым,

Лишенным радости и веры.

А я не чую ничего,

Мне чужды счастье и несчастье,

Не ожидаю ничьего

Ни состраданья, ни участья.

Все чувства распластались ниц

И замирают в серой пыли

Среди разорванных страниц

Затертой и истлевшей были.

БАЛТИКА

***

Холодный ветер с океана

Подул сегодня утром рано,

И воды Финского залива

Дрожат как старая олива.

На побережье правят чайки,

И как сварливые хозяйки,

Они кричат, ступая важно,

Отлив ругают эпатажно.

А мы решивши вместо спорта

Себе позволить рюмку порто,

Под дождевыми небесами

Бредём по берегу часами.

Край рога опустивши в море,

Тор, заливая олем горе,

По небу гонит туч армады

Вдоль всей приморской автострады…

***

Мятежной Балтики волненье

В жемчужно-пепельной пыли

Мне дарит муки вдохновенья

На древнем краешке земли.

Под рокот пенного прибоя

У брега северных морей,

Волнуя небо голубое,

Рычит неистовый Борей.

А чайки словно альбатросы,

Пластая белые крыла,

Летят на мокрые утесы,

Где блещут камни-зеркала.

И вдоль серебряной дорожки

Во власти призрачных светил

Парят осколки водной крошки

Благословеньем высших сил.

***

Петрополь сир, угрюм и болен,

Утратил призрачную стать,

В путях своих уже не волен,

Твой прежний лик не угадать.

Как будто в бледный час заката

С песками времени в борьбе

Вся жизнь твоя ушла куда-то,

Ты стал надгробьем сам себе.

Лишь обуянный ветром бурным,

Являя вновь имперский вид,

Ты грезишь сонмом снов бравурным

Под тяжестью могильных плит.

И только из небесной дали

Пробьётся в мир багряный луч,

Заблещет мрамор цвета стали,

Рескриптов плавленный сургуч.

На жалких рубищах строений

Заплаты станут не видны,

И воспарит двуглавый гений

Давно исчезнувшей страны…

***

В Финляндию бежало море,

К границе пятился залив,

Их воды в мраморном узоре

Темнели словно чернослив.

По мокрому песку гуляя,

Взирая на морское дно,

Курортники в разгаре мая

Мелькали как в немом кино.

Не знала я такого мужа,

Суровый в общем был француз,

Но, что залив - маркиза лужа,

Шепнула старшая из Муз.

А ланды, скрывши берег чудный,

Все ветры севера кляня,

Напоминали вечер судный

Последнего земного дня.

***

В разгар июньских отпусков

У края Финского залива

Среди ржавеющих песков

Растёт горючая крапива.

Цветёт шиповник в три ряда

Вокруг заброшенного дома,

Искрится золотом вода,

Висит ленивая истома.

И только древняя сосна,

Цепляясь за откос корнями,

Царит, бессмертная, одна

Над развороченными пнями.

Вознёсся горделивый ствол,

Поправ законы тяготенья,

Каймляя кроной ореол

Часов полдневного смятенья.

Вдоль подагрических корней

Струятся старческие вены,

Слюда бликующих камней

Таит великие измены.

А моря северного сталь

Укрыта легкой органзою,

И пенных локонов эмаль

Мерцает солнечной росою.

ПЕТЕРГОФ

В июньский бесконечный день

Согласно вычурной привычке

Под петергофских парков сень

Спешу со рвением москвички.

Черёмух легких белый пух

Осыпал серые ступени,

А разум мой дурманит дух

Едва проснувшейся сирени.

Роится праздная толпа

Вокруг центрального каскада,

Отсюда вниз ведёт тропа,

Деревьев строгих анфилада.

Бежит хрустальная вода

Из всех голов, ветвей и ёлок,

Горит на солнце как слюда,

Смарагда призрачный осколок.

А клумбу прямо у горы

Заполонили маргаритки,

Они бравурны и бодры,

Как первомайские открытки.

***

Усекновенье головы

Святого, славного Предтечи,

Конец нечаянной главы,

И с морем чаянная встреча.

Перед глазами ориентир -

Царит чудовище Газпрома,

Мы покидаем чудный мир,

Чтоб вскоре оказаться дома.

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

На обезлюдевшей земле

В горячем пепле и золе

Растут гортензии и хосты,

Смиряя гордые погосты.

Едва увядший львиный зев,

Голодный сдерживая гнев,

Собой венчает запустенье,

Природы тайное смятенье.

Среди последних алых роз,

Слепящих блеском стылых слез,

Стоит немеркнущий шиповник,

Как зачарованный любовник.

А у песчаных берегов,

Друзей не помня и врагов,

В тоске ощерившись высоко,

Взметнула голову осока.

Так опустевший старый мир,

Уже поверженый кумир,

В осенней погребальной маске

Мешает запахи и краски.

***

Взошла кровавая Луна

На сизо-сером небосклоне,

Плыла прекрасная жена

В плену багряно-рыжей сони.

Среди пылающих знамён

У стародавнего причала

В конце мистических времён

Большая флейта зазвучала.

И ночи радужный дозор,

Светя тигриными глазами,

Творил загадочный узор

Под золотыми небесами.

***

Сиреневый вечер проснулся в печали

В конце мирозданья иль в самом начале.

Миндальная пудра засыпала море

Кому-то на счастье, кому-то на горе.

И водные птицы упрямо галдели

На прошлой неделе и новой неделе.

А камни седые присели на мели

И тихо светились, и ласково рдели.

ЛЕТНИЕ НОЧИ

ИЮНЬСКИЕ НОЧИ

В сиренево-карминной дали

С налётом пурпурной пыли

Прожилки бронзовой эмали

На небе яшмовом цвели.

Кататонические звуки

Под шум заезженных дорог

Дарили творческие муки

И ритмы непослушных строк.

А в эбонитовом мерцаньи

Полубезумных автотрасс

Скрывалось злое отрицанье,

Лиловых лун змеиный глаз.

И полу-белыми ночами

В закатно-погребальный час

Москва фонарными свечами

Помянет каждого из нас.

***

Лавандово-люпиновое лето,

Пурпурный бархат царственных полей,

Завеса ослепительного света,

И крики легкокрылых журавлей.

Лилово-золотистые закаты,

Немеркнущее небо до утра,

И облака, плывущие куда-то,

Над милым краем стелется жара.

Июльские Дивеевские ночи,

Где властвуют лихие петухи,

И каждый вечер день чуть-чуть короче,

Напомнили забытые грехи.

***

И деревеньки, деревеньки…

Кругом покой и нищета.

Избушек ветхие ступеньки.

И мух зловредных суета.

Кресты, ухабы, косогоры,

Озёра, речки, ручейки,

Иссиня-желтые просторы

И кособокие мостки.

Часовни прямо у дороги,

Все в пышной зелени леса,

Где сосны царственны и строги,

Уперлись прямо в небеса.

А белоствольные берёзы,

Смущеньем прикрывая стыд,

Раскинув встрёпанный косы,

Свой сохраняют гордый вид.

И ведра спелой земляники

Стоят вдоль раскалённых трасс.

На окнах солнечные блики,

А в сумке забродивший квас…

***

Монументально синий мир

небесных сфер

Горит как пламенный сапфир

Надежд и Вер.

Дорога к Храму чрез леса,

Через поля.

Речушек серая коса.

И тополя.

Здесь колосятся Иван-чай,

Да лебеда.

А вдоль тропинок молочай

И череда.

***

Прозрачный вечер. Летний день.

Струится бархатная тень,

Скрываясь в легких облачках,

Как пух в ребячьих кулачках.

Роняют хлопья тополя.

Сопит распухшая земля.

Вновь золотой июльский жар

Зажег над городом пожар.

А в сердце жгучая тоска.

На небе цвета молока

Едва заметно, там вдали,

Дымятся бурые угли…

***

Из дома выползла улитка

Взглянуть на страшный Божий мир

И вновь в него вернулась прытко,

Вдохнув пьянящий эликсир.

ЖАННОЧКЕ

Казалось, чувства вмиг остыли,

Как будто Бог оставил нас

У края уходящей были

В безликий, мрачный, серый час.

Дышалось трудно, даже больно,

А сердце корчилось в груди,

Шептали губы вновь невольно:

Прости, Господь! Не Уходи!

И обращаясь к клочьям веры,

Смирив гордыню, гнев и страх,

Искали мы секрета меры,

Где дальше только тлен и прах.

Достигнув нижнего предела

И собираясь в дальний путь,

Душа к иконам полетела,

Чтоб там немного отдохнуть.

И в это самое мгновенье,

Неся надежду и любовь,

Креста посильного виденье

Согрело стынущую кровь…

***

Голубино-сине-розовый

Над столицею закат,

Чуть дрожит листок березовый

У дверей небесных врат.

Жаром вновь Москва распарена,

Но тревожно на душе,

Словно лето ей подарено

Чуть прогорклое уже.

А вдали кровавой пеною

Замаячил Божьий суд,

Там с тоской и болью бренною

Тени скорбные бредут.

Замерев у края области,

Где смолкают голоса,

Мы еще набрались подлости

Уповать на небеса…

УСПЕНИЕ

Успенье Богородицы Святой –

Торжественное сильное явленье.

Заложен смысл в нем строгий и простой:

Успенье – смерть, от жизни избавленье.

Не каждому доступно понимать

Из предстоящих суетному миру,

Как Господа тоскующая Мать

Одела светоносную порфиру.

Вновь белых лилий тайную печать

Ей принесем в безгрешном восхищеньи.

Мне хочется забыться и молчать,

И лишь дышать в прозрачном безвременьи...

В цвет чайной розы тлеющий закат,

И звон колоколов протяжный мнится.

А вечности прощальный циферблат

Поможет неизбежному случиться…

***

Шершавые резные лапы

Роняет облысевший клён,

Одетый в крапчатые драпы.

Багрянцем город опалён.

Под сенью северной дремоты

Стоят поникшие дома,

А небо-лён ручной работы

Иль грубошерстная сума.

Грааля каменная чаша

Уже к губам поднесена,

Земля-разжаренная каша,

Где мародерствует война.

День в цвет хмельного кочегара

Вдали румянится устал,

Плывут во мгле барашки пара,

Скрывая призрачный металл.

Мое отчаянье не ново,

И в этот серый мира час

Жду оглушающего слова

И слышу трубный Божий глас…

***

В печальном сумраке подвала

Пустой, растерянной души

Тоска сосущая алкала

Гордыни высшей госпожи.

Скрипели хрусткие ступени,

Цеплялись ветры за балкон,

Я опускалась на колени

У замутившихся икон.

Снедала вещая тревога,

Когда в ушах звучал набат,

А образа смотрели строго

Очами гибнущих солдат.

В броне серебряной кольчуги

На досках канувших веков

Мадонна складывала руки

Под стон стихающих стихов.

ЧИТАЯ ГЕЙНЕ

Который год стою у окон,

Гляжу на сонную Москву,

Чернавка-ночь, свернувшись в кокон,

Покрыла трауром листву.

Под лунным светом липы пьяны,

Как ртуть дорожка в небеса,

Сребрятся конские каштаны

И захмелевшие леса.

Уснувший город входит в лето,

На небе гаснет бирюза,

Столица в тёмное одета,

Как в старом Храме образа.